Жила-была Зомиля

В редакцию позвонил Владимир Кугитко с просьбой рассказать на страницах газеты о его маме Зомиле Сагировне, более тридцати лет проработавшей на ШААЗе. Владимир Яковлевич оказался настолько интересным собеседником, что вместо зарисовки о ветеране получилось масштабное повествование об удивительном переплетении судеб людей с историей завода, небольшого зауральского городка и целой страны.

Татария – Москва – Шадринск

Я хорошо помню свою бабушку Минису Нуриеву 1908 года рождения, хотя её отчество, к сожалению, восстановить не удалось. О себе она никогда не рассказывала. Известно только, что двадцати восьми лет отроду уехала из татарской деревни в Москву, устроилась на автомобильный завод им. Сталина – ЗиС. Там и познакомилась со своим будущим мужем, моим дедом Сагиром Хафизовым. Он тоже сбежал из Татарии, где в тридцатые годы раскулачивали крестьян. Однажды вечером к нему заглянул приятель и шепнул, что на заседании сельсовета приняли решение все кулацкие семьи сослать в Сибирь. Однако семьи, где не было главы, из родной деревни не высылали. Сагир собрал нехитрые пожитки и сбежал в Москву, оставив жену и детей. Позднее власти забрали у Хафизовых дом и скот, отделив им только сарай и одну корову, чтобы дети не умерли с голода.

В ноябре 1941-го вместе с московским автозаводом бабушка и дед были эвакуированы в Шадринск. Бабушка уже была беременна двойней, и спустя три месяца после прибытия в зауральский городок на свет появились моя мама и дядя. Деду на тот момент исполнилось 53 года. Через полгода детей отдали в ясли. Это было помещение со стеллажами, напоминавшими полки в инструментальной кладовой. Туда и клали детей, доставая их лишь на время кормления. Родители сутки напролёт работали на заводе. Миниса трудилась в деревообрабатывающем цехе, а Сагир, как бы сейчас сказали, в транспортном – ездил на гужевой повозке. Жили они в землянке. Шла война, о бытовых условиях не думали, всё делали для фронта и для победы.

В сорок пятом у них родилась ещё одна дочка. Ох, и хлебнула бабка горя! А дед... После смерти Сталина его нашли сыновья от первого брака. Сначала приехал красивый офицер, лётчик весь в орденах и медалях. «Поехали, – говорит, – отец, на родину. Нас двое осталось в живых после войны. Власть поменялась. Сейчас брат сам председатель колхоза, тебе ничего не угрожает». Он сначала отказался, мол семья здесь с малыми детьми. Но через полгода за ним приехал второй сын, и больше Сагира в Шадринске не видели.

Только дырки замазать!

В те годы, когда дед с бабушкой ещё были вместе, татарская община, проживавшая в районе нынешней межрайбазы, помогла им получить землю и построить небольшой домик – комнатку с кухней, чтобы перебраться из землянки. Но после того, как бабушка осталась одна, к ней нагрянули представители власти: постройка незаконна, здесь будут склады, забирайте свою избушку и ставьте её где-нибудь на другом берегу Канаша. Моей маме и её брату в ту пору было лет двенадцать. Взвалив на плечи всё, что было по силам, они стали переплавлять нехитрый скарб через речку на заливные луга. Потом приехала подвода, мужики раскатали дом и собрали его на новом месте. Крышу бабушка с детьми делали сами. В ноябре печник сложил печку. Даже пола в доме поначалу не было. Хватили лиха!

Моя мама Зомиля (по-русски Зоя) вспоминает, что жили они очень бедно, даже когда их отец ещё был рядом. Он был жестокого нрава, детей воспитывал строго. Дома разрешал разговаривать только на татарском языке. Если слышал русское слово, все получали по полной. В своём кармане носил кусочек сахара, завёрнутый в тряпочку, и когда дети садились за стол, откалывал им по несколько крупинок. А когда на столе появлялся маргарин, в доме наступал праздник, и отец приговаривал: «Много не берите, дырки только замазывайте, а то ослепнете». Эта поговорка в нашей семье до сих пор жива.

Когда дед уехал на родину, стало совсем туго. Половину зарплаты на заводе бабушка Миниса получала облигациями. Голодали. Однажды мама, зайдя в аптеку, упала в обморок. Приехавшие врачи констатировали крайнее истощение. После этого случая кто-то надоумил её попроситься на работу. Мама, а было ей в ту пору лет пятнадцать, пришла в горисполком, где изложила свою просьбу. «Рано тебе работать, иди учись, девочка», – прозвучало в ответ. В приёмной она просидела три дня, пока чиновники не поняли, что от настырной девчонки просто так не отвязаться и устроили её на мясокомбинат. Брат пошёл учиться в фабрично-заводское училище, где ему выдавали форму и бесплатные обеды. Вот так потихоньку и выжили, хотя денег на мясокомбинате всё равно платили мало. Когда мама вышла замуж, пошла работать на Шадринский автоагрегатный завод.

Самое страшное время

У моего отца Якова Иосифовича Кугитко в жизни была не менее драматичная история. Родом он из глухой украинской деревушки Рудне-Николаевка в Житомирской области. Расположение этой деревни лучше всего может охарактеризовать тот факт, что когда немецкие войска оккупировали территорию Украины, Рудне-Николаевку отыскали лишь спустя три месяца. Пришли немецкие хозчасти. Им нужно было заготовить продовольствие для наступающих частей вермахта, но местные жители попрятались в лесах и болотах, забрав с собой весь скот. Немцы шли за ними по пятам, но заходить в непролазные топи не решались, открывая огонь на шум людских голосов. Отец рассказывал, как родная мать топила его, грудного ребёнка, в болоте, чтобы он не орал. Нахлебавшись воды, младенец ненадолго замолкал, судорожно хватая ртом воздух, а затем снова начинал кричать, и «процедура» повторялась.

В семье Кугитко было девять детей. Трое умерли с голоду. Когда старшему сыну исполнилось шестнадцать, за ним пришли полицаи. Мать успела вытолкать его из дома, чтобы он схоронился в лесу. Полицаи чуть до смерти не забили её нагайками. А в январе сорок пятого за старшим сыном пришли офицеры Красной Армии. Ему на тот момент уже исполнилось восемнадцать, и вскоре он в составе артиллерийского полка оказался на передовой под Будапештом в районе озера Балатон, где и погиб, отражая атаку шестой танковой армии Войск СС. Среднего сына в 1943 году в возрасте 14 лет увезли работать в Германию. Там он пас свиней у местного бюргера, со свиньями спал и доедал за ними объедки.

Жители украинской деревушки и после войны жили плохо. Самое страшное время наступало ночью. Дома старались не ночевать. Кто на сеновале спал, кто в чистом поле. Зимой прятались в погребе. Под утро в окна домов часто стучали: «Матка, дай хлиба!». Люди выносили хлеб и получали пулю в лоб – так НКВД-шники выявляли пособников бандеровцев. Если же приходили сами бандеровцы и на просьбу дать хлеба никто не выходил, в хату летела граната. Так бандеровцы боролись с пособниками коммунистов. Когда отцу исполнилось 17 лет, он выправил метрику в местной церквушке, прибавив себе ещё один год, и ушёл в армию. Это оказалось единственным шансом не опухнуть с голоду в родной деревне, быть обутым и одетым. Сначала служил в Северодвинске, потом их часть перебросили на строительство военных точек в Поклеевских лесах. Здесь, в Шадринске, на танцах он и познакомился со своей будущей женой и моей мамой.

«Зоя, выручай!»

Бабушка противилась их браку, не хотела разбавлять татарскую кровь. Но они поженились. Отец дембельнулся с одним чемоданчиком в руках, в котором лежали полотенце, зубная щётка и мыло. Да и семья мамы жила очень бедно, разве что свой домик был. Помню себя уже подросшим, когда я с удивлением обнаружил, что в отличие от соседских наш дом никогда не закрывется на замок. Уходя из него, мы просто приставляли к двери палочку, так как красть было нечего. И только когда купили новое одеяло и пальто для мамы, на двери появился первый замок.

Отец работал сварщиком-монтажником в строительной организации «Сибпромвентиляция», собирал вентиляцию на всех стройках города, в том числе и на ШААЗе. А мама все годы трудилась на автоагрегатном. Сначала на прессах в цехе подогревателей и отопителей, в три смены. Я её практически не видел, до пяти лет рос с бабушкой. Когда просыпался, мама была уже на заводе, либо спала, вернувшись с ночной смены. ШААЗ меня, можно сказать, выкормил и поставил на ноги. Когда бабушка умерла, маме дали место в заводском детском саду. Потом, когда подрос, каждое лето по две смены отдыхал в «Салюте».

Маму всегда ценили товарищи по работе и руководители цеха. Она могла руками на ощупь определить толщину стального листа до десятой доли миллиметра. Помню, в один воскресный день за ней даже машину с завода прислали: «Выручай, Зоя, план горит». Так и жила все эти годы – с завода да на завод. Ударник коммунистического труда, победитель соцсоревнований Зомиля Сагировна Кугитко была награждена медалью «В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина». Ей давали туристическую путёвку в Венгрию. А однажды за многолетний добросовестный поощрили новенькой машиной «Таврия». Отец даже шутил: «Что ты рядом с нами делаешь, такая титулованная?» На заслуженный отдых мама ушла из коллектива цеха мелких серий.

По жизни она боец. Построила большой дом на две половины для себя и своей младшей сестры. Излишне говорить, с каким трудом в советские годы можно было добыть стройматериалы. Отец вследствие производственной травмы получил инвалидность первой группы, у мамы на руках - двое детей. Но и в тот момент она держала удар. Её ум и природная смекалка не раз выручали нас в самых сложных житейских ситуациях. С тех пор прошло много лет. Сейчас мама живёт в Екатеринбурге вместе с младшей дочерью Натальей. Но и сегодня она продолжает созваниваться с заводскими подругами, с благодарностью вспоминает годы работы на автоагрегатном. Ну а мы, дети, благодарны своей маме за то, что она была и остаётся самой надёжной опорой в нашей жизни.